Многие их ещё помнят лично. Наших Героев Советского Союза. Тех, которые шли по городу в праздничные дни со звёздочками Героев на груди. И к ним ещё можно было подойти запросто, потрогать их золотые звёздочки и поговорить о самом главном, что есть в нашей жизни, – о самой жизни.
И, конечно, великолучане до сих пор помнят знаменосца Чернова. И я помню, и даже те, кто моложе. А как-то и бывший прокурор города А.Ф. Иванов заметил:
– Заметный был человек Михаил Макарович Чернов…
И не поспоришь. Его однополчанин Хикматулла Ильясович Муратов в 1969 году даже книгу воспоминаний выпустил «Белый орел» с аннотацией: «Документальная повесть об отважном сержанте Михаиле Чернове и участии советских воинов в освобождении Польши». Тираж книги был 30 тыс. экз., мой отец даже читал эту книгу.
В краеведческом музее были награды Чернова, его полевая сумка. Сейчас полевая сумка в музее не выставляется, но и её многие помнят. Масштаб личности сам за себя говорит!
«СКРОМНЫЕ, ТИХИЕ»
Встретились в год 80-летия Великой Победы с дочерью Героя – Н.М. Черновой. Уточняю:
– Я его знал, видел и хорошо помню.
– Его многие знали. Он много ходил по школам.
– Давайте с этого и начнём. Какой он был? Вспомним для тех, кто Михаила Макаровича не знал.
Надежда Михайловна не сомневается:
– Скромный. Очень простой. Вообще, они все были простые. Это люди, которые были абсолютно незаметны в толпе. Какие-то скромные, тихие.
– И как это проявлялось на бытовом уровне?
– Например, из госпиталя едем мы с ним, и нет билетов. Ленинград, июль, куда идти? К кассе вообще не подойти. Хотя у Героев Советского Союза всегда была бронь.
Зашли к начальнику вокзала. Надо же как-то решать вопрос с болеющим человеком. Тот говорит: «Спасибо, что зашли». Отец: «К кассе не подойти, я бы вас не стал беспокоить». Начальник отвечает: «Подойдете. Сделаем объявление».
Идём, звучит текст: «Пропустите, пожалуйста, нужны два билета для Героя Советского Союза». Но никто не пропускает. Ещё раз объявление передали. Люди стали чуть-чуть сторониться, только бурчат вслух: «А что он сделал?»
Мы молча идём к кассе, отец плохо себя чувствовал, а я не выдержала, сказала кому-то: «Почему вы так?» Отец цыкнул на меня: «Молчи!» И всё. Он шёл молча, не хотел даже сказать, что объявление про него передали.
Всегда стеснялся просить за себя, но помогал всем. Самые главные их черты, я обо всех Героях говорю, – они очень скромные и тихие. Это их отличало.
Иван Николаевич Селягин, Иван Михайлович Щеглов, Карасёв, Пантелеев… Дружили. В праздники они всегда были вместе. Я всегда за ними смотрела. И они постоят, между собой поговорят. И не было, чтобы они где-то сказали громко что-то.
– И почему, как думаете, они были такими?
– Они всего громкого столько наслушались, что не могли громко разговаривать, ни что-то требовать. Инвалидность надо было подтверждать, у отца – вторая группа. Третья сначала, потом вторая, а ранения такие – в затылок две пули, всего восемь ранений. В книге о нём писал подробно Хикмай Муратов, замполит 69-й дивизии, в которой отец служил.
У меня дома есть снимок такой: плавающий осколок в позвоночнике. «Сидит, – сказали врачи, – лучше не трогать». То есть, превозмогая всё, они, Герои, просто шли по жизни, просто делали своё дело. Даже война была их работой. Не хвастались, не говорили ничего героического. Жили для других.
Как-то я пришла из школы с подружкой. И вот мы сидим и едим суп. Галина получше ела, а я была худенькая, хлебала водичку, и папа говорит: «Да, Наденька, вот бы мне такой суп в Сталинграде, вот я бы его съел».
Потом я ела суп безоговорочно. Папа говорил: «Идут бои, есть нечего вообще, хлеба нет, но вот взяли, что нужно, остановились, приезжает кухня: ешь, сколько хочешь». Они умели свои силы беречь. Они понимали, что такое сила, а что такое слабость.
«МОЛЧАЛ О ВОЙНЕ»
– Надежда Михайловна, у многих первая реакция, когда говоришь о послевоенных ветеранах, – мало пожили! А как у родных, которые знали обо всех ранениях, обо всех осколках в позвоночнике?
– Рано ушёл, конечно. Но ушёл, знаете, как? Просто говорил: «Не знаю, как я оттуда вернулся живым». Они все искренне не понимали, как выжили, как выстояли, как смогли не предать. Всегда говорил: «Надо уважать власть».
Что у них было, у этих людей, я их постоянно хочу обобщать, – это уважение к власти. Никогда ни один приказ командира не обсуждался. Почему, когда убило командира взвода при форсировании Нарева, он сказал: «Беру командование на себя. Всем слушать мою команду». И все подчинились, потому что он был комсоргом, твёрдый.
В траншее был пулемётный расчёт. И когда он прыгнул в эту траншею, а это он рассказывал только в День Победы, то одного застрелил, второго – лопаткой, третьего, четвёртого – ещё как-то, пятого задушил. Он волновался, когда говорил. Но это было только 9 Мая и никогда больше!
Чтобы когда-то в другие дни, когда родственники пришли, сваты, сестра – никогда. Только 9 Мая!
Думаю, может, мы были какими-то ветреными молодыми, не спрашивали. Иногда дети говорят сейчас: «Надо было записывать»? А что записывать? Он ничего не говорил о войне, он молчал. Для них, видимо, это было настолько больно.
В Сталинграде был на пленении Паулюса. И когда шла операция по пленению, их снимало телевидение. Раньше у нас был телевизор «Чайка», черно-белый, я на коленках стою, смотрю: «Папа я тебя не вижу». Не узнавала, у него лицо было немного изуродовано шрамом. Пули выбили зубы и часть языка. Я говорю: «Я тебя не узнаю». Он говорит: «Мы стояли, нас тогда снимали, смотри!»
И мы, когда военную хронику передавали на 23 Февраля, 9 Мая, всегда её смотрели. Высокий надменный фельдмаршал Паулюс. Генералы наши выходили из своих помещений, курили и солдат угощали. Папа вспоминал: «Хорошие были папиросы».
– Я была там где-то уже после его смерти на Мамаевом кургане, – говорит
Н.М. Чернова. – Был 1988-й или 1989 год. Помню, как папа рассказывал про Тракторный завод. И экскурсовод слышит, как я говорю, поворчивается: «А вы откуда знаете? Вы на экскурсии раньше были». Отвечаю: «Нет. Мой папа тут был». Она удивилась, мой рассказ совпал с её рассказом.
В БОЕВОЙ СЕМЬЕ
В Красную армию М.М. Чернов был призван 19 апреля 1941 года. Ему было ещё 19 лет, только в ноябре 1941-го ему исполнилось 20.
– Они стояли на границе с Румынией, – рассказывает Надежда Михайловна. – В 4 часа утра прилетели самолёты. Он поднял тревогу на заставе. Он не пограничником был, просто стоял на посту. Они бежали. Было страшно, потому что немцы наступали, а мы схватили, кто что мог. Отходили, еды пока не было, хватали яблоки. И одна украинка сказала нашим: «Не трогайте яблоки!»
Но другая украинка спасла. Отец всё говорил: «Хочу её найти». Если бы не она, он бы не выжил. Он был без сознания, нога повреждена, лицо. Ходили офицер и два автоматчика. Немец достал пистолет и выстрелил в голову двумя пулями.
В рубашке родился – говорила бабушка. Верьте не верьте, но мозжечок не был задет, не пострадали никакие функции. Папа был абсолютно нормальный. Единственное – зубы были выбиты, язык. В Германии потом делали ему протезирование. Желудок испорченный был.
А украинка подобрала тогда его. Держала у себя неделю, потом говорит: «Сынок, больше не могу». Эсэсовцы занимали все деревни под Харьковом. Дала бутылку воды. Одела, он пошёл. Перешёл один линию фронта.
Потом был в госпитале под Саратовом. Рассказывал: было огромное помещение где-то на 100 человек. Когда ему чистили рот, то люди сидели на ногах, на руках.
– Анастезия?
– Какая анастезия? Дали спирта, и радуйся. Курили ещё с молодым врачом. Тот хорошо всё обработал. Потом отец вспоминал: «Лежим мы в госпитале, и вдруг на станцию приходит спирт. Все побежали пить, радовались, легче стало». А отцу пить было нельзя. Утром просыпается, смотрит: все вокруг лежат мёртвые. Сразу убежал искать свою часть. В общем-то, он родился в деревне и все они – деревенские ребята, толковые, понимающие.
– Он мог бы спокойно комиссоваться с такими ранениями. Ему было чисто физически тяжело.
– Думаю, здесь главное – отношение к власти, чистое, честное. Он знал, что принёс присягу. У них всё было просто. Рассказывал: «Я просто вскочил и убежал, никому ничего не говорил, справки никакие не брал». Его родное – 69-я стрелковая дивизия, 303-й полк. Он шёл с ними до самой Победы. Через Сталинград, Курскую дугу, Белоруссию, Польшу…
Здесь их взвод имитировал бой. Их ночью на лодке тихо переправили через Нарев. Они там до конца бились, до рукопашной. А дивизия была в полутора километрах, она переправилась без столкновений. Немцы-то думали, что атака – в другом месте.
У Хикмая Муратова есть книга «Боевая семья». Дома она у меня. Там хорошо показана теплота, искренность отношений.
Командир дивизии был подполковник Кандрушин. И он отца даже иногда берёг после форсирования Нарева. Готовится атака, командует: «Чернов, на кухню». Папа говорил: «Я не любил такие повороты, хорошо, что это было редко». Хотя все понимали, что восемь ран – не шутка. Вышла листовка о Чернове по фронту.
Неожиданно командир полка получил ранение в живот. Кандрушин погиб. Несли его на руках. А Хикмай прошёл до самой Германии.
Когда были в Москве (у сестры муж очень болел), по справочному бюро отец нашёл Муратова, поехали к нему. Дверь открыл сын. «Скажите, а Хикмай Ильясович здесь живёт?» – «Да. Папа, к тебе!»
Выходит, сразу узнал, упал на колени: «Миша! Ты живой! Я думал, что ты погиб». Михаила Макаровича перебросили в другую часть в конце войны. На время потерялись. Чернов тогда был старший сержант, командир штурмовой группы.
НАСТОЯЩИЕ!
– Как было? Работа, дети… – говорит Н.М. Чернова. – Они не любили говорить, не стремились говорить, не понимали, что это надо для истории, для будущих поколений. «Я не знаю, как вернулся живым». И все только так и говорили!
И.М. Щеглов ушёл очень рано, в шестидесятых. Был танкистом. Но он хотя бы вернулся домой, а сколько бойцов не вернулось! Из деревни отца под Великими Луками – Синичино – вернулся он один, все полегли, кто был призван.
Они буквально твердили нам, что нужно благодарить жизнь за каждый день, за каждую минуту. Мы не знаем, что будет завтра, но мы должны говорить: слава Богу за то, что мы живём. И это – не высокие слова.
Мы играли их медалями. Тогда их не воспринимали какими-то особенными. Они все были – обычные люди. Но всё-таки не совсем обычными…
– Много их было. На 9 Мая колонна ветеранов шла по проспекту Ленина на несколько сотен метров…
– Всегда с Верой Ивановной Щегловой идём вместе на День Победы. Плачем. И что я помню ещё очень хорошо? Когда было 20 лет Победы, впервые поразил звон, вернее, звук медалей. Прошёл ветеран, награды колыхнулись, и этот звук металла полетел… Говорят про лечебный звон колоколов, а я подумала про лечебный звук ветеранских медалей.
– Михаил Макарович знаменосец был?
– Да. С Селягиным. Интересно. Они идут, и все – в ногу. Не договаривались специально, но на фотографиях это хорошо видно. До последнего сохранились шаг, выправка. Одним фактом своих жизней они учили всех нас, какими нужно быть.
Помню ещё, как сказал один ветеран: «Не надо звёзд, медалей. Просто сходите с Черновым в баню. Там всё видно!»
– Помню свои походы в общественные бани. Искалеченных людей реально было много.
– Я их всех вспоминаю. Всегда вместе были, даже когда в Псков ездили на праздники. Дружили, поддерживали друг друга. И все были скромные, но очень… настоящие. Почему мы их и помним.
– Сейчас молодые ребята идут на СВО. Для их родных они – самые главные герои.
– Да, сейчас ребята воюют, мы за них молимся. Но то поколение, которое прошло Великую Отечественную, – всё равно особенное. То поколение не просто дало нам жизнь, они передали какой-то заряд жизненной энергии, они передали нам свои силы. Причём передали тихо, просто, неприхотливо, надёжно.
Родные ребят на СВО про них, наверное, так же будут говорить. На таких людях всё вокруг держится.
НАША СИЛА
– У меня даже в классе не все знали, что папа – Герой Советского Союза, – говорит Н.М. Чернова. – Не было принято хвастаться. Не только Герои, но всё общество избегало тогда громких фраз. Скажу так: о памяти не нужно было напоминать, поскольку она была частью нас самих.
– Память начала уходить в 90-е. С перестройкой, новым мышлением (с фирменным горбачёвским ударением на первом слоге)… Сейчас эта память, дай Бог, возвращается.
– Если забыть это – потерять себя.
Это – наше достояние, наш дух. Деревенские парни далеко от дома разобрались, что делать. Защитили свои семьи, защитили город и страну.
Не могли не защитить. И в их силе – наша сила!
А. КАНАВЩИКОВ