В Санкт-Петербурге увидела свет «семейная сказка» члена Союза писателей России, члена президиума Великолукского городского совета ветеранов, секретаря Литературно-художественной творческой группы «Рубеж» Татьяны Лапко.
Представление книги «На сиреневой птице» (0+) в Великих Луках пройдёт в ноябре. А пока о новом издании рассказывает писатель и журналист из Смоленска.
Добро и любовь
Детские сказки как лакмусовые бумажки для литературы. В них всё сразу видно и понятно о людях и том, какие они.
Не удивительно, что очень часто представление о душе народной составляется легче всего из сказок. «The Wonderful Wizard of Oz» и «Волшебник Изумрудного города» – это не просто два разных текставариации на разных языках, это две философии, два мира, две вселенных. Также не удивительно и то, что хорошую детскую сказку обычно читают в пропорции: два взрослых (родители) на одного ребёнка. А такие сказки, как «Алиса в стране чудес», вообще, больше любимы взрослыми, чем детьми, которые понимают в ней в лучшем случае половину всех шуток и сюжетных поворотов.
Впрочем, речь не о сказках вообще. Речь о конкретной книге Татьяны Лапко, которую она обозначила как «семейная сказка». Книга является весьма показательной и характерной.
Начать с того, что автор словно бы намеренно пытается спародировать все существующие штампы и форматы современного литературного текста, опровергая стереотип современного «детского текста» в принципе. У Т. Лапко и в помине нет шкодливых детей, развлекающихся чем-то противозаконным или морально уродливым.
Как должна строиться сейчас среднестатистическая детская книга? Там в обязательном порядке присутствуют неполные семьи. Там, как правило, присутствует какой-то экшен на грани криминала (дети находят бандитские деньги, общаются с беглецом из колонии, подсаживаются на наркотики и т. п.). Там обязательно должен присутствовать некий психологический конфликт (предательство родителей, предательство соседей, предательство друзей). Да что говорить – достаточно перечитать десяток текстов из тех, что сейчас на слуху, чтобы понять: книга Татьяны Лапко крайне необычна.
Не упоминая уже о том, что, если сейчас звучит слово «сказка», то это опять-таки будет не та привычная нам советская сказка с уроком-моралью на выходе, а некое фэнтези с волшебными палочками и чудесами, чем чудеснее, тем желаннее. «Где тут сказка-то?!» – начнёт возмущаться читатель, вскормленный нынешним литературным продуктом, уже не чувствуя полутонов и интонаций, тогда когда Н. Гоголь вполне спокойно называл свой роман «поэмой», равно как и В. Шаповалов в 1982 году свой «Медвяный звон» той же «поэмой», и все всё понимали.
Где волшебные палочки? Где фантастические миры, прописанные вплоть до языков и фамилий второстепенных персонажей? А нет их! В принципе нет и быть не может!
Понятие «сказки» Татьяна Лапко очищает до той нравственной и духовной чистоты, когда в неё превращается быль, которую мы ежедневно можем видеть. Её «сказка» – это тот абсолют, к которому герои и читатели вместе тянутся. Она воссоздаёт мир больших и дружных семей, где все любят друг друга, ценят друг друга и понимают друг друга в исторической преемственности.
Для читателей современного литературного текста совершенно неприемлемая смесь, рушащая все форматы и стереотипы одновременно:
«Ваня и Маша жили со своими родителями в деревне. Их дом с резными наличниками стоял неподалёку от реки.
Когда мама выходила во двор или огород, брат и сестра, стоя на диване, припадали к окну и смотрели на улицу, по которой люди, кто по одному, а кто и втроём или вчетвером, проходили мимо. Но главное, они любовались на речку, где плавали гуси, важно ведущие за собой своих гусят.
Дети любили наблюдать и за птицами, которые периодически появлялись в ветвях старой берёзы или на электрических проводах у дома. Попрыгав с ветки на ветку, воробьи и синицы скрывались из вида.
Когда на улице не оказывалось ни одной живой души, Маше и Ване становилось скучно. И тогда они, представляя себя птицами или зайцами, начинали весело скакать по дивану – кто выше».
Вы это всерьёз! – возмущаются читатели, ожидая криминала, семейных конфликтов или ещё чего-то, однотипножаренного. Да, всерьёз, – уверена в своей позиции автор. И её можно понять.
Современная форматная литература, что детская, что взрослая, вся стоит на криминально-патологическом экшене. Она делается, чтобы читателю было «страшно» или «красиво», но она принципиально не рассчитана на то, чтобы захотеть увидеть читаемое рядом с собой.
Современные форматные книги увлекательны, щекочут нервы и, вообще, всё что угодно щекочут, но в них не хочется оказаться внутри. Понимаете, в чём тут дело? Пробежала в книге Годзилла куда-то – ну и прекрасно. Отшумел экшен с полисменами-оборотнями, бандитами-очаровашками и прочим – туда им всем и дорога.
Героям книги Татьяны Лапко хочется именно подражать. Как героям «Тимура и его команды». В её книге самому хочется побывать, пообщаться с её героями. Эта книга – не намеренный симулякр, замещение живой жизни, а это и есть та искренняя и настоящая живая жизнь, явленная нам в детско-незамутнённой чистоте и глубине.
Сказка у неё не потому, что сказочен сюжет, а потому что сама жизнь – это принципиальная сказка, если в неё вдуматься, если видеть эти нити времени, прошивающие всё вокруг.
«В каждый приезд на родину тётя Таня приходила к порушенному дереву. Сухое изуродованное дерево лежало в окружении живых и здоровых ив, вжимаясь в землю.
С грустью женщина думала там о прошлом. У людей исчезнувший колодец вызывал то недоумение, то возмущение, большинство просто равнодушно проходило мимо. Подумаешь – дерево усохло, подумаешь – колодец перестал давать воду!
В один из тётиных Таниных приездов и очередного прихода к уснувшему колодцу листьями ив ветер зашелестел так, будто деревья хотели ей что-то поведать. Где-то в воздухе слышались тонкие переливчатые звуки.
Рассматривая на сухом узорчатом стволе всевозможные изгибы и ямочки, тётя Таня потрогала оголившиеся от коры места, и на глаза навернулись слезы. Вспомнилось вдруг беззаботное, хоть и босоногое детство, увиделась улыбка мамы, когда та читала ей с братом книжки, вспомнила радостное лицо отца, когда весной на посаженных им яблонях и берёзах появлялись первые листочки.
Так, оглядываясь в прошлое, тётя Таня всё внимательнее изучала омертвевшее дерево. Приглядевшись, она заметила трещину у корневища, заинтересовалась ею. Просунув в углубление руку, она и обнаружила застрявший там маленький медный колокольчик. Вспомнила:
– Это же – отцовский оберег! В свою бытность папа любил колокольчик носить с собой. Надо же! А ведь все домашние думали, что он потерялся.
Тётя Таня была так тронута находкой, что улыбнулась. А потом взяла и позвонила. В тот же миг пространство огласилось весёлым звоном, а воздух вокруг деревьев словно покачнулся и стал похож на искристый туман…
Старая коряга стала принимать причудливые очертания. То одно, то другое, и вдруг, шелохнувшись, превратилась в удивительно красивую птицу. Женщина сначала оторопела, ведь птица смотрела на неё знакомыми глазами.
– Папа! Папочка! – уж было крикнула, но вместо этого взмахнула рукой. От того, что она вздрогнула, колокольчик в руке снова зазвенел. И, видение растаяло».
Эту интонацию разлитого вокруг чуда не сразу слышишь. Не слышишь, потому что подсознательно ищешь другое, ждёшь уже другое. Но она есть, она звучит, и её обаяние очевидно.
Да, современный формат приучил литературную критику относиться к авторскому тексту с заведомой презумпцией глупости. Дескать, не пишет автор по формату, по которому среднестатистический читатель ждёт, значит, автор «не умеет», значит, «не выходит у него чаша».
Татьяна Лапко пишет именно о том, что хочет сказать, и это – замечательно. Превращая даже сцены субботника в намеренную сказку. Сказку отношений, сказку миропонимания, сказку семейной гармонии.
«– Ура! – подтвердил Матвей. Ему нравилось, что все рядом, все – весёлые. А что ещё нужно для счастья?
До парка доехали за полчаса. Все внутренне думали, что будут на субботнике единственными участниками, но вышло, что к месту работы собрались почти все. И ближайшие соседи, и дальние. (…)
Ольга послушно взяла мешок для мусора и без долгих предисловий начала собирать в него старые листья, пакеты, фантики… Если работают все, то и ей работать уже как бы не зазорно.
Ваня с такой лёгкостью поехал в парк, так как надеялся, что, как обычно, повернёт свою надёжную бейсболку козырьком назад, и работать ему не придётся. Он уже взялся за козырёк, а потом обратил внимание, что друг Тимоша тоже здесь, ловко управляется с граблями.
Ваня тяжело вздохнул, переворачивать бейсболку никуда не стал. Он просто взял грабли и пошёл к другу, встал рядом. На удивление, сгребать листву оказалось куда интереснее, чем думалось поначалу».
Вместе с людьми, оставаясь невидимыми, на субботнике трудятся даже сказочные, придуманные вроде бы, персонажи: «Настоящие добрые дела всегда делаются в тайне. Кто хочет сделать добро, не кричит о нём и не докладывается, чтобы все увидели. Он просто делает. Как наши птица с чудовищем! Видите, как ловко они со старым валежником управляются?».
Даже тяжёлый физический труд в этой сказке красоты отношений становится чем-то привлекательным и совсем не тяжёлым: «Люди улыбались себе и друг другу. Расходились по домам с неохотой. У Ольги ломила спина и плечи, но она тоже улыбалась:
– Как хорошо быть нужными!
Маша тихо спросила у папы, когда они выходили из машины:
– А в следующее воскресенье у нас будет субботник? Ещё столько можно хорошего сделать!».
В общем, текст Татьяны Лапко – это любовь и добро в концентрированном виде. Это показ семейных отношений без патологий, завихрений и ожиданий конфликтов. Жизнь может быть без конфликтов, если самим этих конфликтов не искать и не питаться ими, не доказывать натужно ими своё несовершенство.
Часто сейчас говорят, что морализаторство не может не быть скучным, просто потому что оно морализаторство. Этакий перманентный Фонвизин. Но одно совсем из другого не следует.
Добро и любовь могут быть гармоничными и совсем не скучными. Если они – настоящие и говорят о них искренне. Как Татьяна Лапко.
Мне лично «На сиреневой птице» напомнила эпизод из «Денискиных рассказов», когда один мальчик ворует велосипед, а другой, обворованный, думает, что если ему велосипед не возвращают, то на «Садовой такое движение». Он просто не может представить факт воровства, он внутренне гонит от себя эту «скучную правду», этот «скучный экшен». Так не должно быть! И так не будет, пока есть романтики и такие добрые люди, как Татьяна Лапко.
От этого как-то спокойнее и легче жить.
Владимир КОРОЛЁВ,
журналист и писатель,
Смоленск