Неизвестные и малоизвестные факты и документы
(Продолжение. Начало материалов цикла в № 172 от 13.09.2022 г.)
Откуда столько тайн? Почему уголовное дело как бы и было, но концов по нему как бы и нет?!
Матросоведы обычно пытаются объяснить этот момент тайны вокруг июньской судимости Александра Матросова и его срочной отправки в Куйбышев человеческим фактором.
Дело в том, что ушедший в армию П.И. Макаренко оставил заместителя по политической части Г.В. Старостина лишь «исполняющим обязанности», тот затаил обиду и отыгрался на любимом ученике бывшего директора.
Владимир Васильевич Петрушин, друг Саши по Ивановскому детскому дому, вспоминал: «Для меня Павел Петрович (Резин – А.К.) был в авторитете дважды. Я его уважал как воспитателя и как бывшего детдомовца. Чувствовалось, что Павел Петрович недоговаривает, или не может сказать.
Павел Петрович же не мог забыть Сашиных глаз. Они страдали!
Но не подвел он своего любимого воспитателя, не выпрыгнул из вагона поезда. Передача прошла тихо, но эти глаза не подростка, а взрослого, умного человека жгли душу Павла Петровича!
В этот же день я пошел к Константину Павловичу Сергееву, оставшемуся мне другом на всю жизнь. Мы закрылись с ним в мастерской и поговорили по душам. Все встало на свое место.
«Пётр Иосифович, уходя на Финскую войну, не мог доверить детей своему заместителю по политической части Старостину Г.В. по многим причинам.
Сколько раз на педсоветах они спорили о методах воспитания детей!
Никакого панибратства, никакой дружбы между воспитателем и воспитанниками, тем более никакой дружбы между мальчиком и девочкой!
Пётр Иосифович боялся, что он сломает годами выстроенную и выстраданную систему воспитания. Он оставил его «исполняющим обязанности» до прихода нового директора. Старостин расценил это как унижение.
– Понимаешь, Вова, дело не в Саше, а в решении Петра Иосифовича. Только тот предвидеть не мог, что педагог будет мстить ребенку, любимому ребенку Петра Иосифовича. Ведь Старостин не имел права этого сделать, не собрав педсовет. Саше оставался один год до окончания семилетки и выпуска из детского дома.
– Нам бузить?
– Не надо, Вова, это обернется против всех, он боялся бузы, поэтому поступил, как вор. Саша себя в обиду не даст, а может, скоро придет новый директор, и вернем мы Сашу».
На этой хорошей ноте мы закончили разговор, оставшийся тайной.
Но нашей мечте сбыться не пришлось …
Все ребята понимали, что для каждого наступит такой день, но без Саши было плохо, потерять такого друга тяжело. И потом, это был первый случай, чтобы не выстраивали весь детский дом, не было напутствий и братских прощаний.
Дети, которые уезжали на трудоустройство, не забывали родной детдом и присылали фотографии.
Писем от Саши не было. Мысли возвращались к Матросову вновь и вновь…
Был ветреный октябрьский вечер.
В дверь комнаты постучали. В то время мы жили с Ваней Решетовым в одной комнате. Я открыл. На пороге стояли Саша Матросов и Миша Саулин. Мы обнялись.
– Братья, вы откуда?
– Не спрашивай, брат.
– Кто директор?
– «Староста».
У Саши рухнула последняя надежда на то, что он сможет остаться в родном доме и закончить седьмой класс.
Я видел, что у Саши что-то случилось серьезное.
Мы с Ваней вышли из комнаты и легли спать часов в пять.
Ночь прошла тревожно, я слышал, что Саша ворочается на кровати и вздыхает. Я тоже не сомкнул глаз. Утром я спросил:
– Брат, я же вижу, что-то случилось.
Саша махнул рукой, и я увидел в его глазах слезы. Первые слезы за пять лет! Затем Саша поднял на меня глаза и твердо сказал:
– Но человеком я все равно буду!
– А дальше ты куда?
– На поезд. Доеду до Саратова, а потом пойду сдаваться. Будь, что будет.
– Давай, брат, прощаться.
Мы крепко обнялись. И больше жизнь не дала нам встретиться.
Все эти годы меня мучает мысль: надо было докладывать или нет. Я действовал по нашему старому уговору. Но если бы кто спросил – сказал.
Если бы был «Батя», беды бы не случилось, но она случилась…»
«Батя» – это П.И. Макаренко, «Староста» – это Г.В. Старостин. Причем, по общему мнению воспитанников детдома, выстроить нормальных отношений ни с кем из ребят Старостин так и не смог.
Как рассказывает Н.А. Дубовик: «Дружили семьями, дружили и дети. Меня В.В. Емельянов возил к дочери Федорченко – Людмиле Петровне, она подтвердила, что Старостин был чужеродным элементом. А «и. о.» (исполняющим обязанности) он был с февраля 1940 по июль 1941-го, пока не взяли на фронт».
Ситуация настолько мелкая и как-то даже обидная для взрослого человека, что в нее с трудом верится. Автора убедили лишь настойчивость Нины Александровны и многочисленные свидетельства очевидцев тех событий.
Что я думал на этот счет? Мне думалось, что, скорее всего, Матросов, находясь на летних каникулах, поехал самовольно в Куйбышев проведать Фёдора Хасанова. Ведь к кому-то же Матросов поехал в Куйбышев, каким-то образом там оказался, и поездка к другу выглядит вполне логично. Равно как и отлучка из детдома именно летом, когда нет учебных занятий.
Ф.И. Хасанов рассказывал: «В 1938 году меня направили в Куйбышев, в ремесленное училище при часовом заводе имени Масленникова. Из Куйбышева забрали на фронт».
А что если А. Матросов все-таки был у Хасанова? Мне лично как-то странно представить, что сверхэнергичный Матросов, лидер и заводила, мог вот так резко забыть про своего друга. С глаз долой, из сердца вон? Не по-матросовски это!
К тому же тема судимости – это не та тема, которая требует огласки. Иметь судимость и рассказывать о ней – разные вещи. О судимостях не рассказывают, бывает, даже самым близким людям, а тюремные справки не хранят, как наградные книжки.
Видимо, есть, о чем молчать, и есть тема, которую лучше публично не трогать. Видимо, думал я, во время посещения часового завода, на котором работал Хасанов, что-то произошло неприглядное. Например, на проходной у парней обнаружили часы известной советской марки «ЗиМ», которые парочка выносила «на память».
Странно, что Фёдор Иванович ни слова не упоминает о куйбышевском периоде жизни самого Матросова, который тоже жил и работал в том же городе. Явно до призыва «на фронт» Хасанов должен был встретиться со своим другом Матросовым хотя бы однажды.
Н.А. Дубовик отбрасывает эту версию, в письме от 3 октября 2022 г. она говорит: «Уважаемый Андрей Борисович, весь вчерашний день провела у Сергея Филипповича Иванова, – все настенные стенды в детском доме сделаны им (он еще и художник). Просмотрели весь его личный архив. Позвонили дочери А.М. Аблукова и сыну Ф.И. Хасанова. Они сказали, что после отъезда из Ивановки в Куйбышев их отцы больше с Матросовым не виделись, вернее будет, что об этом отцы не рассказывали. Да и Саша не знал, где находится в Куйбышеве Хасанов (они не переписывались). С Мишей Саулиным они случайно встретились, так об этом сведения есть. Всяческие отъезды исключались! Да и как после того, как Сашу осудили, он благополучно вернулся в детский дом и сел за парту на начало обучения в седьмом классе. И только в конце сентября Резин увез его в Куйбышев».
3 августа 2023 года Нина Александровна снова звонила Сергею Фёдоровичу Хасанову, а потом доказывала мне: «Не виделись Федя с Сашей, не виделись! И у Хасанова судимости не было. Вы же умный человек, уж не такой был важный человек Старостин, чтобы повлиять на судебные органы… Ему просто захотелось отделаться от Саши. Это, пожалуй, единственная тайна для меня».
На мой взгляд, все вопросы мнения детей из дня сегодняшнего не снимают. Они считают, что Матросов не знал, где находится Хасанов, но так ли это в действительности? Они считают, что переписки с 1938 по 1941-й не было, но пока это только их мнения. Может, переписка была!
Гораздо серьезнее аргументация, которую предпринимает директор Государственного архива новейшей истории Ульяновской области А.Г. Пашкин: «Во-первых, ст. 162 ч. «в» – это хищение личной собственности граждан. Поэтому версия про хищение часов несостоятельна. В этом случае преступление бы суд квалифицировал по ст. 162 ч. «г». Обычно 162 ч. «в» – это кража со взломом, на языке милиции – кража квалифицированная. 162 ч. «а» – простая кража. По части «б» проходили рецидивисты. Версия о том, что что-либо они пытались похитить на вокзале, также не может быть верной, так как дело бы рассматривал Линейный суд ж.д. им. В.В. Куйбышева, а не нарсуд 9-го участка. И на начало 1940-х гг. это разделение (ж.д. милиция, прокуратура, суд и трибунал) была очень жесткой. Также транспортная милиция, прокуратура, суд и трибунал не подчинялись территориальным, т.е. областным силовым ведомствам. Наиболее вероятная картина выглядит следующим образом: Матросов по неосторожности либо по незнанию проник в жилое или хозяйственное частное помещение, в сад или в огород, где его и задержали. Если бы речь шла о краже из незапертого помещения либо об уличной краже, то суд бы применил ст. 162 ч. «а».
Кроме того, в судебных органах после издания Указа ПВС СССР от 26 июня 1940 г., которым запрещался самовольный уход из предприятий и учреждений, творился настоящий хаос. В июле он был не столь заметен, но уже в сентябре нарсуды фактически были парализованы. Проблема заключалась в том, что поступление уголовных дел за июль и август возросло в разы именно из-за Указа от 26 июня 1940 г. Так, если в 1939 г. нарсуды Куйбышевской области рассмотрели порядка 18 тыс. уголовных дел, то за июль и август в нарсуды поступило свыше 40 тыс. уголовных дел, и большинство – в нарсуды, расположенные в городах,
где находились промышленные предприятия. Поэтому дело по ст. 162 «в» в Саратове, весьма вероятно, было рассмотрено поверхностно, в силу чего судья применил максимально возможную меру уголовной репрессии».
Почему бы и нет? Вариант Пашкина – это уже реальный вариант. По крайней мере, очевидно, что если противоправный инцидент имел место, то спешка в переводе Матросова на завод в Куйбышев как раз и могла быть вызвана желанием, не вынося сор из детдомовской избы, закрыть по-тихому вопрос об инциденте «перевоспитанием в трудовом коллективе».
Это может объяснить в том числе и ту спешку и ту «таинственность», с какими Матросов был отправлен прямо с учебного урока в сентябре 1940 г. в Куйбышев. Остается разве что высказать сожаление, что послевоенные исследователи, когда были еще целы все документы, не проделали всю необходимую розыскную работу.
Подготовил А. КАНАВЩИКОВ